Второй нож в спину Путина
Утром 17 апреля, когда представители 18 стран-экспортеров нефти, прибывшие накануне в столицу Катара, еще только рассаживались в зале заседаний, местный министр нефти Мухаммед бин Салех аль-Сада излучал оптимизм. И если другие участники встречи в формате «ОПЕК+Россия», готовившиеся обсуждать вопрос заморозки объемов добычи «черного золота», избегали журналистов, то аль-Сада старался уделить внимание каждому представителю прессы. Впрочем, его ответы на вопросы корреспондентов газет и информационных агентств не отличались разнообразием. «Все идет по плану, стороны настроены на конструктивный разговор, особых сложностей не предвидится».
Однако сложности начались сразу же после начала заседания. Министр нефти Саудовской Аравии и глава Saudi Aramco, крупнейшей в мире нефтяной компании, Али аль-Наими, который возглавлял саудовскую делегацию, в своем выступлении дал понять — поскольку на встрече не присутствует Иран, то и говорить не о чем, ни в какой «заморозке» без Тегерана Эр-Рияд участвовать не собирается.
Что, в общем-то, было вполне ожидаемо, поскольку накануне принц Мохаммед бин Салман, входящий в «большую четверку» истинных правителей королевства, заявил: Саудовская Аравия присоединится к «заморозке» только в том случае, если аналогичные обязательства возьмет на себя Иран. Если же нет — то саудиты будут продавать столько, сколько смогут, не оглядываясь на уровень мировых цен.
Подобная позиция несколько противоречит тому, что представители Эр-Рияда говорили российским чиновникам в феврале, когда разговоры о сокращении объемов добычи, инициированные Россией, Венесуэлой, Катаром и тем же королевством, только начинались. Но винить саудитов в некоем коварстве у Москвы нет никаких оснований. Во-первых, никаких официальных обязательств Эр-Рияд на себя не брал, с его стороны все было обставлено как обмен мнениями, не более. А если российские представители поняли это как искреннюю готовность саудитов к «замораживанию» объемов добычи — то это их, российских представителей, проблемы, не так ли? Во-вторых, нужно уж совсем оторваться от реальности, нужно уж совсем не замечать изменений экспортной политики Эр-Рияда с 2015 года, чтобы всерьез рассчитывать на саудитов в деле коллективной борьбы за снижение объемов добычи.
Особенности королевской реакции
Снижение цен, безусловно, является общей серьезной проблемой для всех государств-экспортеров. Но вот масштабы этой проблемы для каждой страны-нефтепроизводителя сугубо индивидуальны. По подсчетам Даниэля Ергина, автора классических работ о мировом рынке нефти «Добыча» и недавно вышедшей «В поисках энергии. Ресурсные войны, новые технологии и будущее энергетики», «в 2014 году доходы стран-членов ОПЕК составили примерно один триллион долларов. В прошлом году они сократились примерно на пятьдесят процентов. И за три месяца 2016-го упали еще на 20%… Это создает огромные трудности для правительств этих стран. Бюджеты требуют секвестра, кредитные рейтинги падают, возрастает риск социальных потрясений».
Но нужно уточнить, что «запас прочности» у каждой страны-экспортера разный. Если Ангола, второй крупнейший производитель нефти в Африке (после Нигерии), уже ведет переговоры о финансовой поддержке с Международным валютным фондом, то для Эр-Рияда, с его низкой себестоимостью добычи и размером золотовалютных накоплений, падение цен на нефть — событие, конечно, неприятное, но и не смертельное. Поэтому после состоявшегося в 2015 году с привлечением зарубежных специалистов «мозгового штурма» команда аль-Наими предложила новому поколению руководителей королевства следующую формулу политики экспорта в условиях стремительного удешевления барреля нефти: «сохранение объемов и доли на мировом рынке важнее удержания цен». При этом, согласно экспертным расчетам, даже при 30 долларах за баррель доходов королевству будет хватать и для сохранения в прежних объемах «социального пакета», и для масштабной модернизации страны, об основных направлениях которой будет объявлено в конце апреля.
В итоге интерес Эр-Рияда в диалоге о «замораживании» объемов изначально сводился к двум позициям: во-первых, заинтересовать своим участием в этом процессе Россию и добиться от нее «подвижек» в сирийском кризисе, в частности — согласия на перемирие и прекращение действий российской группировки. Что выгодно, разумеется, в первую очередь, антиасадовским силам. Во-вторых, вовлечь в процесс «замораживания» Иран, лишив его тем самым дополнительной валютной выручки и устранив конкурента на азиатских рынках.
Когда первая задача была выполнена, а вторая, из-за отказа Тегерана, провалилась, Эр-Рияд попросту изменил свою позицию, поскольку, повторю, никаких обязательств в процессе подготовки встречи в Катаре на себя не брал. А уж теперь, после иранского демарша, и тем более не возьмет. Ничего личного, только бизнес…
Почему Иран сказал «нет»?
Категорический отказ Тегерана не только присоединиться к идее «замораживания» объемов добычи, но и даже обсуждать эту тему, вызвал откровенное раздражение Москвы. Ряд прокремлевских комментаторов и медиа-активистов тут же намекнул, что это «нож в спину» сродни турецкому. И вообще, Иран, дескать, ведет себя не так, как подобает стратегическому партнеру.
Вопрос о том, почему Тегеран должен вести себя более пророссийски, чем правительство РФ, не сумевшее адекватно отреагировать на падение цен, оставим за скобками. Позицию Ирана и в отношении «заморозки» в целом, и в отношении совещания в Дохе, в частности, четко сформулировал министр нефти Исламской Республики Бижан Зангане в субботу, 16 апреля: «Мы пришли к выводу, что в Дохе будут встречаться те, кто всерьез готов обсуждать планы замораживания объемов добычи нефти и подписать соответствующее соглашение. Но так как Иран не собирается ничего по данному вопросу подписывать, то нет и необходимости присутствия наших представителей на этой встрече».
И вообще, заявил он, «если Иран заморозит нефтедобычу… он не сможет извлечь выгоды от отмены санкций». К чему тогда, спрашивается, были годы сложнейших переговоров, маневры и компромиссы по ядерной программе, если в итоге ни бюджет, ни экономика страны не получат столь необходимых ей средств на преодоление последствий «калечащих» санкций, в которых, кстати, активно участвовали и саудиты, и –пусть и чуть с меньшим энтузиазмом — Москва?
И Эр-Рияд, и Москва в нынешнем году увеличили добычу нефти, правило «сохранение объемов и доли на мировом рынке важнее удержания цен» работает в полном объеме, а Ирану с его 1,8 миллиона баррелей в сутки предлагают поучаствовать в добровольном самоограничении тех, кто на пару выдает ежедневно 20 миллионов?
В понимании позиции Тегерана важен и вот какой аспект. Соглашение, текст которого обсуждали в минувшее воскресенье в Дохе, носит все признаки «джентльменского соглашения», когда каждый из примкнувших к нему — в полном смысле хозяин своего слова: как дал, так и забрал, как решил ограничить добычу, так и в одностороннем порядке вправе ее нарастить. Никаких механизмов контроля, никакого пересмотра квот оно не предусматривает.
Для чего присоединяться к такому пакту Ирану? Для добровольного отказа от дополнительных доходов в сложной экономической ситуации? Для демонстрации некоей абстрактной «солидарности нефтепроизводителей», которой нет и в помине? Для того, чтобы отказаться от восстановления позиций на рынках Индии, Китая, Южной Кореи и других стран, «отжатых» у него в период санкций?
Даже когда спустя шесть часов переговоров стало ясно, что никакого соглашения о «замораживании» добычи в Дохе принято не будет, уже упоминавшийся выше кувейтский министр нефти Мухаммед бин Салех аль-Сада все еще пытался сохранить лицо, говоря не о фиаско, а о паузе, которая необходима собравшимся для более глубокого осмысления ситуации.
Было заявлено, что следующая встреча по данному вопросу состоится в июне. Но, как думается, пользу она принесет только биржевым спекулянтам, которые на фоне очередных слухов о возможном «замораживании» вновь поиграют на колебании цен. В остальном же изменений ожидать не приходится. Конкурентная борьба за доли мирового рынка не затихает, долгосрочные договоренности здесь маловероятны, и каждый из игроков готов отчаянно демпинговать, опуская цены на «черное золото» еще ниже.