Новости культура Россия - iCity.life Тула

Автор фильма о Северной Корее «В лучах солнца», режиссер-документалист Виталий Манский накануне латвийской премьеры 12 апреля рассказал порталу Delfi о том, как он в качестве «друга Путина» снимал первый российско-северокорейский документальный фильм по заранее написанному фальшивому сценарию с поддельными героями в фейковых декорациях. И что он думает о шансах других стран встать на путь чучхе.

Предполагалось, что фильм Виталия Манского будет показан как в КНДР, так и по всему миру. Завершить режиссерский замысел в полной мере не удалось — вместо оговоренных в контракте трех поездок и трех месяцев съемок, группе Манского удалось проработать в Пхеньяне всего 40 дней. Следующей визы им попросту не выдали.

В итоге замысел пришлось поменять на ходу и монтировать из того, чтоб было. О появлении фильма в КНДР узнали, когда готовилась его международная фестивальная премьера. Как рассказал Виталий Манский, «МИД Северной Кореи направил ноту протеста и жесткое заявление от министерства культуры, в которых писалось о продуманной американской акции, нацеленной на дискредитацию страны. Они требовали уничтожить фильм, запретить любые его показы, принять меры в отношении провокаторов, которые все организовали и т.д. Все это было написано тогда, когда представители КНДР даже физически не могли видеть фильма».

В Латвии премьера «В лучах солнца» состоится в знаменательный момент — как раз сейчас в Сейме обсуждаются так называемые «шпионские» поправки к Уголовному закону, которые могут серьезно ограничить свободу высказывания мнений. У нас есть возможность увидеть, до какого абсурда власть может дойти в своем усердии.

В прокате фильм покажут на корейском языке с латышскими титрами. Два первых сеанса — с русским закадровым озвучанием. В мире картина идет при переаншлагах, в соседней Эстонии залы были полными, а сам фильм получил приз за лучшую режиссуре в конкурсе игрового кино таллинского кинофестиваля «Темные ночи». На сегодня картина участвовала в 25 самых престижных фестивалях и получила немало призов. Она выходит в кинопрокат Германии, Южной Кореи, США и других стран.

Они знали обо мне, что я — главный документалист России и лично снимал вождя России

Delfi.lv: Когда лет десять назад на ЖЖ появился отчет известного интернет-хулигана Артемия Лебедева о поездке в Северную Корею, первая мысль, которая возникла: неужели и таких туда пускают… Вы не скрываете своего вольного нрава, но вам даже доверили снимать фильм про эту закрытую страну. По каким критериям туда попадают?

Виталий Манский: Думаю, северные корейцы не имели никакого представления о том, кто таков один из самых популярных блогеров Рунета. Несмотря на то, что у них есть целые департаменты по приему и работе с русскими гостями, даже там люди не имеют доступа в Интернет и фактически верят обрывочным сведениям о человеке и его анкете.

Достаточно проверенный путь получения визы — записаться на курсы друзей чучхе при посольстве Северной Кореи в Москве, которые длятся дольше полугода, где проявить себя истинным приверженцем идеологии чучхе. В разные годы на эти курсы записывались (внимание!) звезда журналистских расследований Роман Супер и не менее известный репортер Андрей Лошак. Оба попали в Северную Корею и не были разоблачены.

— Может, предполагается, что после такой обработки курсанты автоматом проникаются идеологией чучхе?

— Бацилла левой идеологии (пусть не такой ее экзотической формы) активно гуляет по миру и без чучхе. Среди ее носителей немало серьезных и внутренне наполненных людей. Звучит красиво: мир, равенство, от каждого по возможностям, каждому — по потребностям. Тут и я бы не против. Но с одним условием: общество не будет определять мои потребности. Увы, так не бывает.

Знаю я и еще один эффективный способ попадания в Пхеньян. Один очень крупный российский бизнесмен, видимо по просьбе Кремля, оказал Северной Корее помощь в объеме миллиона долларов, за что получил в подарок от «братской» страны десять въездных виз. Когда об этом узнала Ксения Собчак, она попросила уступить ей одну из виз в качестве подарка к дню рождения. Вручая документы, бизнесмен ей сказал: дарю тебе 100 000 долларов…

Не нужно исследовать секретные папки ФСБ, чтобы понять мое отношение к Северной Корее. Но, как позже выяснилось, все их представление обо мне заключалась в двух топиках: что я — главный режиссер документального кино России, и я — режиссер, который лично снимал вождя Российской Федерации Владимира Путина. Их дальнейшая логика легко прочитывается: раз он снял фильм про Путина, который показали про ТВ, значит может и про их вождя.

— Как шла работа над сценарием?

— Он был полностью написан северокорейской стороной — подробный, со всеми диалогами. На иное они бы не пошли. Поскольку я заранее понимал, что они хотят использовать меня в качестве медиума, который донесет до мира их представления о прекрасном, массовых парадах и величественных фасадах, то пытался использовать технику «хвост виляет собакой»: вбрасывал им идеи, которые не разрушали их иллюзий, но позволяли мне реализовать свой замысел.

По сценарию северокорейская девочка долго готовится к величайшему событию в своей жизни, вступлению в пионеры, получает свое первое пионерское задание, принять участие в празднике Айран — стать частью гигантской живой картины из флажков, их образа счастья, который должен был попасть в Книгу рекордов Гиннеса. В моем фильме она должна была, в конечном счете, превратиться в один из миллионов пикселей картины. Увы, в итоге сценарий был реализован процентов на тридцать — мы добрались лишь до момента, когда девочку приняли в танцевальную студию Дворца пионеров.

— Главных героев вам позволили отобрать самому?

— Вообще-то они предполагали, что мне ни к чему заранее знакомиться с героями, но я настоял на том, чтобы мне дали возможность самому выбрать героиню. И вот в кабинет директора школы привели пять девочек, сообщив заранее, что у меня на все про все — 10 минут, мол, девочки очень заняты (в Северной Корее, где время просто застыло, это звучало абсурдно. Я выбрал Зин Ми — привлекло, что ее папа работал журналистом, и это поможет получать какую-то информацию. Правда, в сценарии его представили уже как инженера образцово-показательной швейной фабрики. Когда мы уже начали снимать, я обнаружил, что остальные четыре девочки все равно участвовали в фильме, в качестве подружек Зин Ми.

Съемки велись в роскошной квартире, в которой, по их словам, живет семья Зин Ми — в самом красивом доме Пхеньяна с видом на Памятник идеям чучхе. Но было очевидно, что они там даже не ночуют: в шкафах и холодильнике было пусто, зубных щеток и тапочек мы не обнаружили. К тому же, еще в том первом разговоре во время кастинга девочка проговорилась, что они с родителями и бабушками-дедушками живут в однокомнатной квартире возле вокзала.

— То есть, снимать вы собирались фильм документальный, а получился… художественно-игровой.

— И все же для меня это абсолютно документальная картина — она демонстрирует методологию создания подмены реальности. Образно говоря, я снимал не Потемкинскую деревню, выдавая ее за реальную, а снимал, как она строилась. Проходил тем же путем до Екатерины, фиксируя последние моменты наладки, подкраски и установки фанерных фасадов.

В нашей затее разоблачения фейков очень помогало то, что под видом звукорежиссера, мы провезли в Пхеньян преподавателя корейского языка МГУ — она нам тайно переводила все разговоры в нашем окружении. И мы знали больше, чем они предполагали. Основной темой их бесед была озабоченность тем, как бы мы ничего лишнего не увидели и не поняли.

— Как они этого добивались?

— У нас сразу отобрали паспорта, а без паспортов нельзя было выходить на улицу. Так что без сопровождающих нельзя было шагу ступить. Думаю, если бы я ломанулся что-то делать, наплевав на все их условности, это бы закончилось тем, что люди в штатском (чисто полиции у них практически нет) сопроводили бы нас обратно в гостиницу, а оттуда, первым же рейсом — в Россию. Скорей всего, в этом случае у нас конфисковали бы материалы и аппаратуру. Поэтому таких грубых демаршей мы себе не позволяли.

Съемки напоминали разведоперацию, когда под прикрытием одного делаешь другое

— Как при такой тотальной слежке вам удалось заглянуть за фасад глянцевой реальности?

— Повезло, что нас не сослали в отель на острове, куда обычно селят всех иностранцев — там бы мы вообще ничего не увидели. Но, зная такой их обычай, я заранее поставил категорическим условием, чтобы мы жили в городе. Так мы оказались в образцово-показательной гостинице, где селили каких-то передовиков, приезжающих на некие торжественные мероприятия в Пхеньян — их подвозили на автобусах, с букетами и в орденах.

За два месяца пребывания там больше 10 человек мы на завтраке не встречали — это на весь огромный ресторан с роскошными люстрами и «версальскими» стульями. Смешно, что при всей окружающей «роскоши», на завтрак давали столовую ложку джема, кубик масла, хлебушек, яйцо и три кружка огурца.

— А на обед?

— Обедали мы неплохо — в валютном ресторане. За вполне вменяемые по нашим меркам деньги — 10-15 евро. Хотя по их меркам это годы работы. Как мне удалось узнать, зарплата редактора их киностудии, на которой трудятся более 800 человек, в переводе на наши деньги — 75 центов в месяц.

К примеру, я наблюдал, как за кусочком придорожного газона возле нашей гостиницы каждый день ухаживала целая семья: таскали воду в мисочках и вынимали сорняки пинцетом. Ради кого и чего они это делали? Если уж так надо пыль мне в глаза пустить, то для этого в мире существует рулонная трава.

По ходу съемок мы все время «подворовывали», как могли и что могли. Например, по сценарию девочка должна была ехать в школу на автобусе. Они подогнали нам новенький транспорт, мы туда сели, а по дороге, делая вид, что снимаем девочку, умудрились запечатлеть город. Просто так снимать город нам бы не разрешили. Или мы снимали возложение цветов к Монументу вождей, а сами, с помощью длинной оптики, сняли сцены подальше. Все это напоминало разведоперацию, когда под прикрытием одного делаешь другое.

— То есть, фактически Пхеньян — это гигантская голливудская студия с дорогущими декорациями, в которых актеры играют свои роли. Пожизненно.

— Абсолютно так! При этом, если вспомнить наблюдения того же Артемия Лебедева, когда сопровождающие привели его на смотровую площадку вершины монумента чучхе, чтобы запечатлеть парадный вид города с проспектами и высотками на другой стороне реки, ему было достаточно развернуться на 180 градусов, чтобы сфотографировать то, что они явно не хотели ему показывать — нищенские бараки, свидетельствующие о реальной жизни за потемкинскими фасадами. Думаю, поэтому они и ограничивают приезд гостей, чтобы более тщательно контролировать каждого и выводить на «правильные» ракурсы.

— Интересно, что было бы, если бы вас поймали на съемках неправильных ракурсов?

— Не думаю, что мне, как «другу Путина», грозила реальная опасность для жизни. Как-никак, Россия — главный друг и партнер Северной Кореи, которая стала одной из 10 мировых держав, признавших аннексию Крыма — братья навек. Но моя индульгенция сохранилась на две поездки. Обещанной изначально третьей визы нам не дали — что-то до них, видимо, дошло.

Северные корейцы уверены, что их страна воюет с Америкой, гибнут люди

— Во имя чего весь этот величественный фейк создается?

— Откровенно говоря, я до сих пор не могу понять смысл титанического труда целой нации на создание некоего папье-маше реальности. Когда Путин проводил зимнюю олимпиаду в субтропических Сочи, было ясно, что таким образом он хочет явить миру картину абсолютной мощи России и его личного триумфа. И этот его продукт будут «потреблять» сотни миллионов людей. Позже, именно на аффекте от своего олимпийского триумфа он взял Крым, развернул украинскую, а потом сирийскую кампании…

В ситуации с Северной Кореей трудозатраты и вложения в глянцевание картинки всей страны — несоизмеримо большие. У них олимпиада как началась лет семьдесят назад, так и не заканчивается. Конечно, у них нет технологий цивилизованного мира, зато они берут масштабами, мощью и слаженностью. Живые картины всеобщего счастья, создаваемые тысячами людей с флажками по трудозатратности — круче лазерного шоу в Сочи. Но у корейского «Путина» нет той аудитории, что у российского. Туда ведь редкий турист доезжает. Так что на кого все эти декорации рассчитаны, мне непонятно.

Для них такая жизнь в декорациях — абсолютно естественная форма существования. За несколько поколений, уже не включаются никакие механизмы сопротивления организма и мыслительный аппарат. Говорят, у человека когда-то был хвост, от которого остался копчик, а у северных корейцев нечто подобное произошло с сознанием — оно отмерло за ненадобностью.

— Как вам показалось, они-то сами в таком состоянии счастливы?

— Да, это определенная форма счастья.

— Может, это происходит потому, что им не с чем сравнивать?

— Главный лозунг КНДР, воспетый в поэмах и напечатанный во всех газетах и на деньгах «Мы никому не завидуем!». Для них вообще не существует внешнего мира. Даже ближайшая соседка Южная Корея для них — оккупированная американцами часть общей Кореи, которую надо освободить от ига, чтобы зажить вместе и счастливо.

Северные корейцы пребывают в абсолютной уверенности, что именно сейчас их страна находится в активной фазе войны с Америкой, на которой даже сегодня гибнут люди. На церемонии приема в пионеры мне показали восьмилетних детей, одетых в военную форму, и сообщили, что это сироты, чьи родители… погибли на войне с американцами.

— Значит, все же что-то сделали их родители нехорошее, может, вольнодумное, раз их отправили «погибать на войне»?

— Думаю, их максимум — украли кукурузу на поле, чтобы тупо поесть. Не думаю, что это были какие-то диссидентские порывы — там это даже в зачаточной форме трудно представить. Никакой иронии по поводу вождей там не существует.

— Вы их Ленина-то видели?

— В Мавзолей к Ким Ир Сену меня водили. С придыханием говорили, что есть план представить меня вождю. Но я даже рад, что этого не произошло: отказаться я бы не смог, а вся эта корейская церемония обязательно снималась бы на камеры и использовалось в их идеологических целях. Меня и так постоянно просили писать в их книгах отзывов, а переводчик тут же садился за перевод. Я понимал, что не могу написать все, что думаю, приходилось выдумывать эзоповы басни.

Собственно, весь мой нереализованный в полной мере фильм должен был стать такой эзоповой басней. Я поехал в Северную Корею, чтобы снять фильм, который максимально убедительно и кинематографически объемно расскажет миру об этом государстве. При этом, чтобы зрители в Северной Корее могли смотреть мой фильм с наслаждением, которое при падении режима в Северной Корее перешло бы в ужас. Ровно то же сделала Лени Рифеншталь, когда сняла картину, провозглашающую триумф воли Адольфа Гитлера — именно эти кадры позже стали материалом для Нюренбергского процесса и самым очевидным доказательством того ужаса и горя, которые принес нацизм цивилизации 20-го века.

— То есть вы собирались снять «Триумф воли Ким Ир Сена»?

— Да. Современное прочтение «Триумфа воли» Лени Рифеншталь.

— Что вы знаете о судьбе ваших героев после так резко оборвавшихся съемок? Не отправили ли их на «американскую войну»?

— Уверен, что на «войну» их не отправили. Потому что чем больше внимание к картине в мире (а он идет по десяткам фестивалей и в прокатах многих стран), тем важнее корейской стороне иметь возможность в случае запроса (а такие были) предъявить эту семью миру и показать, что с ней все в порядке. Они ведь пекутся о своем имидже.

Никто по пути Северной Кореи не движется. Даже Россия, а тем более Латвия

— Если мыслить в знакомых нам категориях СССР, что в КНДР хуже и что лучше?

— Я конечно счастлив, что советская власть в итоге рухнула, но надо признать, что Советский союз был куда более вегетарианской системой. Во всяком случае, если говорить о периоде с конца 60-х, который я осознанно помню. Я допускаю, что мог бы более или менее органично существовать в Советском союзе всю жизнь, имея некое пространство личной свободы. Да, это была бы не та свобода, которой я оперирую сейчас, да, мне пришлось бы говорить более эзоповым языком, снимать более метафоричное кино, не летать так много по миру и считать поездку в Болгарию большой удачей. Но если бы вдруг передо мной встал выбор — жизнь в Северной Корее или смертная казнь, я безусловно выбрал бы второе. Ни секунды бы не сомневался.

— Сталин шел примерно в том же направлении, что и вожди КНДР. Почему не дошел?

— Если честно, я сам до конца не понимаю сталинское время. Сталин насаждал животный страх, но даже в годы жесточайших репрессий существовала великая и свободная культура — писали Платонов, Булгаков, Ахматова, Цветаева, Пастернак, ставил Мейерхольд, снимал Эйзенштейн, был активен Родченко, Вертов… Да, мы все знаем, кто повесился, кого расстреляли, но система зачистки не была завершена — Сталин умер.

У них же Сталин не умер до сих пор. Их «сталинский период» был реализован несколько поколений назад, а все новые поколения рождались уже в системе координат, где царит абсолютный вакуум свободы. Это уникальное общественное устройство, аналогов которому нет даже в истории цивилизации. Думаю, корейский «сталинизм» — это особый гибрид социализма и тоталитаризма с восточной культурой.

— На Западе его появление невозможно? К примеру, когда в Латвии возникла опасность, что Сейм примет поправки к Уголовному закону, ограничивающие свободу слова и мнений, сразу пошли дебаты, а не движемся ли мы по пути Северной Кореи. Еще чаще такое сравнение производят с современной Россией.

— Конечно, никто по пути Северной Кореи не движется. Даже Россия. Построить вторую Северную Корею в современном мире невозможно. Потому что происшедшее там — абсолютная аномалия. В результате некой «чернобыльской» аварии родилось экзотическое существо, типа бычка о трех головах. Возможно, оно бы вскоре умерло, как нежизнеспособное, но Советский Союз его содержал, и оно пережило кризисный период, нарожало миллионы трехголовых бычков и зависло в таком диковинном виде.

В России, как бы Путин не старался, в конечном счете его сметут — не получится у него Северной Кореи. А из Латвии — тем более. Это не значит, что можно допускать ограничение свободы слова и критики власти. Любая власть стремится осуществлять разные проекты без общественного контроля — так быстрее и удобнее. Она уверена, что добра хочет неразумным людям (вот и Ким Ир Сен хотел добра), а тут бесконечное сопротивление с плакатами. Но общество должно иметь возможность влиять на власть, чтобы она чувствовала свою подконтрольность и не зарывалась.

Да, в Латвии хватает проблем, есть много обидных вещей, но это свободная страна, где можно быть счастливым, а если совсем не нравится — уехать жить в Лондон, устроиться бэбиситтером, нарожать восемь детей, получить на каждого пособие и навещать Латвию на Лиго. Можно через какое-то время вернуться. Можно выбирать политиков, а можно не выбирать… Ничего подобного в Северной Корее невозможно. Даже наш разговор там бы не состоялся.

Режиссер фильма Виталий Манский с 2014 года живет и работает в Латвии, где и монтировалась картина «В лучах солнца». Манский — партнер Riga International Film Festival, проводит ArtdocfestRiga.